БЫЛ ЛИ САВВА МОРОЗОВ ПРООБРАЗОМ «ЧЕХОВСКОГО» КАПИТАЛИСТА?

• Main Author: Макаревич, Эдуард
• Format: Text
• Language: unknown
• Published: Негосударственное некоммерческое образовательное учреждение высшего профессионального образования "Московский гуманитарный университет" 2014
• Subjects: А. П. ЧЕХОВ; САВВА МОРОЗОВ; ЕРМОЛАЙ ЛОПАХИН; АЛЕКСЕЙ ЛАПТЕВ; ОБРАЗ КАПИТАЛИСТА; РОССИЙСКИЕ КАПИТАЛИСТЫ; МХТ; "ВИШНЕВЫЙ САД"; “CHERRY ORCHARD”; Freed; Savva; laptev
• Online Access: http://cyberleninka.ru/article/n/byl-li-savva-morozov-proobrazom-chehovskogo-kapitalista; http://cyberleninka.ru/article_covers/15685725.png

В творчестве русского писателя А. П. Чехова образ делового человека, русского капиталиста наиболее объемно представлен в повести «Три года» (1895) и пьесе «Вишневый сад» (1903). Этот образ воплощен в героях этих произведений братьях Лаптевых и Лопахине. В статье рассматривается вопрос, был ли выдающийся русский промышленник Савва Морозов, которого Чехов хорошо знал, прообразом этих литературных героев. Кем был Морозов для Чехова, когда он писал портреты Алексея Лаптева и Ермолая Лопахина? Ведь Чехов не только знал Морозова, он с ним сотрудничал в деле управления Московским художественным театром (МХТ) в период становления в нем системы К. С. Станиславского. В статье отмечается, что в какой-то мере история Саввы Морозова была для Чехова ориентиром, когда он писал повесть «Три года». Но создавая типичный образ Лопахина в пьесе «Вишневый сад», Чехов держал в уме нетипичный образ Морозова, оценивая им, как камертоном, реалистичность и символизм капиталиста Лопахина. С помощью истории Морозова он выявлял типичность Лопахиных, российских «массовых» капиталистов конца ХIХ начала ХХ в. Типичность их была в том, что у них преобладали хищнические инстинкты, обостренное социальное тщеславие, которые не сдерживались культурной рефлексией. Она была невозможна у людей, которые не могли осилить книгу, которых постоянно «драли». Поэтому Лопахин готов был ударить топором по вишневому саду, готовя его территорию к сдаче в аренду. Поэтому российский капиталист склонялся не столько к производству, сколько к продажам, а взращенный им российский капитализм приобрел родовую черту: несмотря на передовое место в мире, он жил прежде всего первоначальным продуктом от территории, от земли, от недр ее. Типичность Лопахина и нетипичность Морозова поддерживались идеями, в которые они верили. У Лопахина это идея сравняться с помещиком в части владения собственностью. У Морозова это идея в том, что «государство надо строить на железных балках, наше соломенное царство не живуче». Among the works of the Russian writer Anton Chekhov, the so-called ‘Russian capitalist’ appears most conspicuously in the short novel “Three Years”(1895) and in the play “Cherry Orchard” (1903), embodied in the Laptevy brothers in Lopakhin respectively. The author attempts to answer the question whether the prominent Russian industrialist Savva Morozov, whom Chekhov knew personally, was a prototype for all these fictional characters. Who was Morozov to Chekhov when Chekhov was creating the characters of Aleksey Laptev and Yermolay Lopakhin? After all, the writer and the industrialist were not just casual acquaintances: Morozov was involved in the management of the Moscow Art Theatre when Stanislavsky was developing his system there. To some extent, the life story of Savva Morozov was a blueprint for Chekhov when he was writing “Three Years”. But by the time Chekhov started work on “Cherry Orchard”, Morozov the atypical capitalist had become a kind of a touchstone to assess how realistic and symbolic Lopakhin was in the play. It was through Morozov’s lifestory that Chekhov uncovered the typical traits shared by all the Lopakhins of his time: the Russian ‘mass’ capitalists of the late 19th early 20th century. Typical for all of them was being driven by predatory instincts and possessing an acute social ambition uninhibited by any reflection. Reflection was completely alien to people who could never finish a book, to those for whom whipping was the order of the day when they were growing up. Thus, Lopakhin had no qualms about putting the cherry orchard ‘to the axe’ so the freed-up land could then be leased out to tenants. It was for the same reason that Russian capitalists preferred trade rather than manufacture. The type of capitalism they eventually built was based on selling natural resources, or any primary product that the earth or its bowels yielded. Lopakhin was a typical Russian capitalist because he was driven by a desire to become a landowner, while Morozov was an atypical capitalist because he believed that ‘a state must be built on iron girders, our kingdom of straw can’t survive for long.’